Война Иллеарта - Страница 6

– Я собираюсь в ночной клуб, прямо здесь, у дороги. Как насчет того, чтобы выпить вместе?

Без всяких колебаний, водитель фургона сказал:

– Парень, ты угадал. Я никогда не откажусь, если меня угощают.

Им оставалось проехать еще несколько светофоров. Чтобы заполнить молчание, Кавинант спросил шофера, что случилось с его рукой.

– Потерял на войне.

Он остановил свою машину у светофора и зачинил сигару, придерживая брюхом баранку.

– Мы были в патруле и напоролись прямо на их противопехотную мину. Весь отряд разнесло к чертям. Мне пришлось ползком добираться до лагеря. Заняло это у меня два дня, и я вроде как помешался – ты понимаешь, что я имею в виду? Не знал, что делаю. Когда попал к врачу, спасать руку было уже поздно. Какого черта, она мне и не обязательна по крайней мере, моя старуха так говорит, а уже она должна в этом понимать толк. – Он хихикнул. – Для этого дела обе руки не обязательны.

Кавинант простодушно спросил:

– А у тебя были какие-нибудь трудности с лицензией водить эту штуковину?

– Ты смеешься? Да я могу управлять этой малышкой любой кишкой лучше, чем ты трезвый четырьмя руками. – Он ухмыльнулся в свою сигару, довольный своим юмором.

Добродушие его тронуло Кавинанта. Он уже сожалел о своем двуличии. Но стыд всегда вызывал у него гнев и упрямство – рефлекс, вызванный болезнью. Когда грузовик припарковался за ночным клубом, он толкнул дверцу кабины и спрыгнул на землю, как будто в спешке убегая от компаньона.

Однако пока они ехали в темноте он и забыл, как высоко он над землей располагалась кабина. Его слегка закружило. Он неуклюже приземлился, почти упал. Ноги его ничего не почувствовали, но толчок отдался болью в суставах.

Когда прошел момент оглушенности, он услышал, что шофер говорит:

– Знаешь, я как-то сразу вычислил, что ты навострился на выпивку.

Чтобы не видеть холодные оценивающие взгляды этого человека, Кавинант пошел впереди ко входу в клуб.

Когда он заворачивал за угол, то почти столкнулся с обтрепанным стариком в черных очках. Старик стоял спиной к зданию, протягивая мятую жестяную кружку к прохожим и провожая их на слух. Голову он держал высоко, но она слегка дрожала, и он пел, как на панихиде. Под мышкой он держал трость с медным наконечником. Когда Кавинант повернул к нему, он слегка помахал своей кружкой в его направлении.

Кавинант относился к нищим с подозрением. Он помнил того оборванного фанатика, который пристал к нему как раз перед самым началом той галлюцинации. Воспоминание об этом встревожило его, в ночи возникла неожиданная напряженность. Он шагнул ближе к слепому и вгляделся в его лицо.

Интонация в песне нищего не изменилась, но он повернул ухо к Кавинанту и ткнул его в грудь кружкой.

Водитель фургона остановился позади Кавинанта.

– Черт, – проворчал он. – Они так и кишат. Это как болезнь. Пойдем.

Ты обещал мне выпивку.

В свете уличных фонарей Кавинант смог разглядеть, что это был другой нищий, не тот фанатик. Но слепота все-таки вызвала в нем жалость, симпатию к калеке. Вытащив из кармана бумажник, он достал двадцатидолларовую бумажку и сунул ее в жестяную кружку. – Двадцать баксов! – воскликнул шофер. – Ты совсем спятил, или как? Тебе, приятель, не выпивка нужна. Тебе нужен санитар.

Не прерывая песню, слепой вытащил шишковатую руку, сгреб кредитку и спрятал ее куда-то под лохмотья. Затем он повернулся и пошел прочь, бесстрастно постукивая палочкой, спокойный, в особом мистицизме слепых, напевая во время движения «в предвкушеньи божественной славы».

Кавинант наблюдал, как его спина скрылась в темноте, затем повернулся к своему компаньону. Шофер был на голову выше Кавинанта, толстые ноги удерживали крепкое тело. Сигара его мерцала словно глаз Друла Камневого Червя.

И Кавинант тут же вспомнил Друла – пещерника, послужившего целям Лорда Фаула. Друл нашел Посох Закона и погиб от него – или из-за него.

А смерть его освободила Кавинанта из Страны.

Кавинант ткнул онемелым пальцем в грудь водителя грузовика, тщетно стараясь ощутить его, почувствовать его реальность.

– Послушай, – сказал он. – Насчет выпивки я серьезно. Но я тебе должен сказать, – он сглотнул, потом принудил себя произнести слова. – Я – Томас Кавинант. Тот самый прокаженный.

Шофер пыхнул сигарой. – Конечно, парень. А я Иисус Христос. Если ты хочешь промотать денежки, то так и скажи. Но не надо мне этой чепухи о прокаженном. Ты точно такой же, как все.

Кавинант некоторое время хмуро смотрел на мужчину. Затем решительно сказал:

– Ну, в любом случае, я еще не сломился. Пока еще. Пойдем. Они вместе двинулись ко входу в ночной клуб. Он назывался «Дверь», и, соответствуя своему имени, заведение имело широкие металлические ворота, выглядевшие как портал при входе в подземное царство. Ворота были освещены слабым зеленым светом, но в центре было освещенное белой лампой пятно – плакат со словами:

Заключительный концерт

Новая песенная сенсация Америки

Сьюзи Терстон

И была фотография, пытавшаяся изобразить Сьюзи Терстон очаровательной. Но фальшивый блеск отпечатка превратился от времени в неопределенно серый. Кавинант провел небрежный ВНК, призвал все свое мужество и вошел в ночной клуб, сдерживая дыхание, будто входил в первый круг ада.

Клуб внутри был переполнен; прощальное выступление Сьюзи Терстон привлекло большое внимание. Кавинант и его спутник заняли единственные места, которые смогли найти – за небольшим столиком у сцены. За этим столом уже сидел мужчина средних лет в поношенном костюме. По тому, как он держал стакан, можно было предположить, что он пьет уже в течение заметного времени. Когда Кавинант спросил разрешения присоединиться к нему, он будто и не заметил их. Круглыми глазами он пялился в направлении сцены и выглядел важным как птица.