Но вот наступило очередное субботнее утро, а он так и не смог перебороть боязнь, которая заставляла дергаться его руки.
Поэтому он решил рискнуть еще раз пройтись среди своих соплеменников – человеческих существ. Ему была нужна их реальность, их подтверждение той реальности, которую он принимал, и даже их враждебность по отношению к его болезни. Он не знал никакого другого противоядия от бредовых видений; он более не мог противостоять своей дилемме в одиночестве.
Но решение это было еще полно страха, и он до самого вечера откладывал его выполнение. Большую часть дня он провел за уборкой своего дома, как если бы не собирался больше сюда возвращаться. Затем, когда день уже заканчивался, он побрился электрической бритвой и тщательно вымылся под душем. Ради предосторожности он надел плотные джинсы и зашнуровал ноги в тяжелые ботинки; но на тенниску он надел парадную рубашку, галстук и спортивную куртку, чтобы неформальность его джинсов и ботинок не была расценена как недостаток. Свой бумажник, обычно такой бесполезный, он положил в карман куртки. А в карман брюк положил маленький острый перочинный ножик, который по привычке носил с собой на случай, если потеряет контроль над спасительной собранностью и ему потребуется что-нибудь опасное, чтобы сосредоточить свое внимание. Наконец, когда солнце уже садилось, он прошел по узкой тропинке к дороге, где выставил большой палец, чтобы поймать попутку и доехать до города.
Ближайший по дороге населенный пункт был в десяти милях от Небесной Фермы, и он был больше, чем городок, в котором с ним произошел тот несчастный случай. Он решил направиться туда потому, что там было меньше возможности быть узнанным. Но первой проблемой при этом было найти безопасную попутку. Если кто-то из местных водителей узнает его, он с самого начала попадет в беду.
За первые несколько минут мимо без остановки прошли три машины. Сидящие в них смотрели на него как на нечто странное и загадочное, но незначительное, и никто из них не притормозил. Затем, когда последний дневной свет уже превратился в сумерки, на дороге показался большой фургон, ехавший в нужную ему сторону. Он помахал ему, и фургон подрулил и встал возле него под громкий свист тормозов. Он вскарабкался к двери, и водитель жестом пригласил его в кабину.
Этот человек пожевывал черную обломанную сигару, и воздух в кабине был спертым от ее дыма. Но сквозь дымку Кавинант мог видеть, что он водитель был крупным и сильным мужчиной, с выпирающим животом и одной тяжелой рукой, которая как поршень двигалась по рулевому колесу, легко поворачивая при этом фургон. Рука у него была только одна: правый рукав был пустой и пришпилен к плечу. Увидев его искалеченность, Кавинант ощутил симпатию и сочувствие к водителю. – Куда тебе, приятель? – спросил великан снисходительно.
Кавинант сказал.
– Нет проблем, – отреагировал он на попытку оправдания в голосе Кавинанта. – Я еду как раз мимо.
Трансмиссия и шестерни взвыли, водитель выплюнул сигару в окно, набрал скорость, выровнял машину и зажег новую сигару. Пока рука его была занята, он придерживал баранку животом. Зеленый огонек на панели управления не освещал его лицо, но когда он затягивался, огонек сигары высвечивал массивные черты. В этих вспышках красного света лицо его было похоже на кучу булыжников. Когда сигара разгорелась, рука снова легла на баранку подобно сфинксу, и шофер начал разговор. У него было что-то на уме.
– Живешь где-то поблизости?
Кавинант уклончиво ответил:
– Да.
– Давно? Знаешь здешний народ?
– В какой-то мере.
– А знаешь ли этого прокаженного, этот – как его там? – Томас…
Томас Кавинант?
Кавинант вздрогнул во мраке кабины. Чтобы скрыть беспокойство, он поерзал на сиденье. Затем неловко спросил:
– А что? Ты им интересуешься?
– Интересуюсь? Не, мне не интересно. Просто проезжаю мимо – погоняю своего мула, куда мне велят. Никогда раньше не был в этих местах. Но в городе я слышал разговоры про этого парня. Поэтому я спросил о нем девицу на стоянке, и у меня тут же уши завяли от ее болтовни. Один вопрос – и я сразу получил кучу дерьма. Ты знаешь, что такое проказа? Кавинант скривился:
– Кое-что.
– Ну, так вот, это весьма неприятная вещь, позволь тебе сказать.
Моя старуха читает об этой дряни все время в Библии. Грязные нищие. Нечистые. Я не знал, что такая зараза осталась еще в Америке. Но похоже, что к этому мы и идем. Ты понимаешь, что я имею в виду? – И что ты имеешь в виду? – тупо спросил Кавинант.
– Я считаю, что эти прокаженные должны оставить в покое приличных людей. Таких, как та девка за стойкой. С ней все в порядке, даже пусть язык с моторчиком, но она там залилась до жабр за счет какого-то угрюмого ублюдка. А этот парень Кавинант пусть перестанет считаться только со своими интересами. Незачем раздражать живущих в округе людей. Ему следует уйти к другим прокаженным и оставаться с ними, не беспокоить людей нормальных. Это просто эгоистично – ждать, что обычные ребята, вроде тебя и меня, будут терпеть это. Ты понимаешь, что я имею в виду? Сигарный дым в кабине был плотным, как из кадила, и от этого Кавинант почувствовал легкое головокружение. Он продолжал ерзать, как будто ложность его положения не давала ему удобно сидеть. Но разговор и неуловимое легкое головокружение заставили его почувствовать в себе мстительность. На миг он забыл, что почувствовал симпатию к этому человеку. Он нервно крутил на пальце обручальное кольцо. Когда они приблизились к границам города, он сказал: