Он взял ее запястье двумя пальцами и большим своей правой руки, но секунду заколебался перед тем, как убрать ее ладонь. Затем сказал:
– Так что же теперь случилось с Треллом? Он нарушил свою клятву.
С ним что-нибудь сделали?
– Увы, в этом мы можем мало чего сделать. Это лежит в нем. Мы попробуем научить его, что клятва, которую он нарушил, может быть все же еще сохранена. У него же не было намерения повредить тебе – он не планировал эту атаку. Я знаю его, и уверена в этом. Он знал о твоем присутствии в Ревлстоне, однако не делал усилий разыскать те !я. Нет, просто он был побежден своей болью. Теперь я не знаю, как восстановить его.
Когда она говорила, он увидел, что опять неправильно понимал. Он думал больше о наказании, чем о лечении. Сжимая свои больные ребра, он сказал:
– Ты слишком мягка. У тебя есть все права ненавидеть меня.
Она взглянула на него с некоторым раздражением.
– Ни Лена, моя мать, ни я никогда не испытывали к тебе ненависти.
Это для нас невозможно. И было бы от этого кому-нибудь лучше? Без тебя не было бы меня. Возможно, Лена вышла бы замуж за Триока и дала жизнь дочери – но дочь эта была бы другим человеком. Я не была бы тем, кто я есть.
Секундой позже она улыбнулась.
– Томас Кавинант, в истории Страны было лишь несколько детей, которые ездили на ранихине.
– Хорошо, что хотя бы эта часть сделки сработала. – Он пожал плечами в ответ на ее вопросительный взгляд. Он не чувствовал себя способным объяснить суть сделки, которую пытался заключить с ранихинами или почему эта сделка с его точки зрения потерпела поражение.
Между ними возникла напряженность. Елена отвернулась, чтобы снова посмотреть на картину «Победа Лорда Морэма».
– Эта картина беспокоит меня, – сказала она. – Где здесь я? Если Морэм так глубоко осажден, почему я не на его стороне? Как же я могла пасть, раз он так одинок?
Она осторожно потрогала картину, проведя пальцами по одинокому, осажденному, неуловимому облику Морэма.
– Сердце мое говорит мне, что война эта пройдет вдали от меня.
Эта мысль причинила ей боль. Неожиданно она отступила от картины, стоя вызывающе с Посохом Закона, опертым на камень перед ней. Она качнула головой так, что ее медово-коричневые волосы поднялись, как будто ветер подул ей на плечи, и выдохнула напряженно.
– Нет! Я увижу ее завершенной! Завершенной!
Когда она повторила завершенной, она ударила об пол железным концом Посоха. На мгновение воздух наполнился ярким голубым пламенем. Камень накренился под ногами Кавинанта, и он едва не упал. Но она сразу утихомирила свою силу, и все это промчалось как моментальное вторжение кошмара. Пока он приводил себя в равновесие, она поймала его руку и помогла ему крепче встать на ноги.
– О, ты должен извинить меня, – сказала она со взглядом, как смех. – Я забылась.
Он схватился руками за свои ноги, пытаясь установить, может ли он еще доверять полу. Камень был надежен.
– Хорошенько предупреди меня в следующий раз, – пробормотал он, – чтобы я сел.
Высокий Лорд залилась чистым смехом. Затем резко остановила себя.
– Извини меня еще раз, Томас Кавинант. Но выражение твоего лица так неистово и глупо.
– Забудь об этом, – ответил он.
Он обнаружил, что ему нравится звук ее смеха.
– Насмешка иногда бывает единственным ответом.
– Это пословица из твоего мира? Или ты пророк?
– Немного и того и другого.
– Ты странный. Ты переставляешь мудрость и шутку – ты меняешь местами их значения. – Это действительно так?
– Да, Юр-Лорд Кавинант, – сказала она легко, с юмором. – Это действительно так… – Затем она что-то вспомнила. – Но мы должны идти. Я думаю, нас уже ожидают. И ты никогда не видел нагорье. Ты пойдешь с . мной?
Он пожал плечами. Она улыбнулась ему, и он последовал за ней к двери зала.
– Кто нас там ожидает? – спросил он небрежно.
Она открыла дверь и пропустила его в нее. Когда та закрылась за ними, она ответила:
– Я хотела бы удивить тебя. Но наверное это все же не будет хорошим предупреждением. Здесь есть человек… человек, который изучает сны, чтобы найти в них правду. Один из Освободившихся.
Его сердце снова подпрыгнуло, и он защитно обнял свою раненую грудь руками. Адский огонь! – простонал он самому себе. Толкователь снов. Именно этого мне и не хватает. Один из Освободившихся спас его и Этиаран от юр-вайлов на Праздновании Весны. Из-за капризного обмана памяти он услышал смертельный вопль того Освободившегося в следах чистого голоса Елены. И он вспомнил мрачную настойчивость Этиаран в том, что именно живые ответственны за значимость жертв мертвых. Он попросил Елену грубым жестом показывать ему путь, а потом пошел за ней, бормоча: Адский огонь! Адский огонь!
Она вела его назад сквозь уровни Ревлстона, пока он не начал узнавать, где находится. Затем, все так же поднимаясь, они пошли к западу и скоро достигли очень широкого прохода, похожего на дорогу. Он шел через всю длину Твердыни, медленно поднимаясь вверх. Скоро каменные стены вокруг стали выглядеть менее внушительными, а в воздухе словно зазвенела осень. Он понял, что они вот-вот выйдут на венчающее Твердыню плато. Сделав пару крутых виражей, дорога закончилась, и они оказались на открытом воздухе, на реденькой травке под бескрайними небесами. На западе, в двух лигах, возвышались горы.
Прохладный, несущий бодрость ветерок нежно ласкал его под солнцем позднего утра – дуновение с земли, полной даров и урожаев, в котором чувствовалась скорая жатва, спелые семена и плоды, готовые к сбору. Но деревья на плато и выше, в горах, все еще зеленели – перистые мимозы, высокие сосны и разлапистые кедры еще сохраняли листву. Да и все еще сочная трава не хотела сдаваться смене сезонов. Нагорье самим своим существованием усиливало Ревлстон. С юга и востока его защищал глубокий обрыв утесов, с севера и запада – недоступные горы. Фактически, пройти сюда можно было только через Твердыню. Здесь жители могли доставать еду и воду, чтобы выдерживать длительную осаду. Поэтому Ревлстон можно было удерживать до тех пор, пока стоят его стены и башни.