Для него настало время действовать. Хотя Боевая Стража была все еще в лиге от предусмотренного на этот день конца продвижения, он остановил армию для привала на ночь. И пока воины заботились о разбивке лагеря, он отозвал Морэма в сторону. В затуманенности он мог с трудом различать фигуру Лорда, но сконцентрировался на нем со всей решимостью, старанием перенести на Морэма напряженность своей мольбы.
– Морэм, – вздохнул он, – есть ли хоть что-то, что ты можешь сделать для них? Что-нибудь, что ты можешь сделать своим посохом, или спеть, или положить в пищу, хоть что-то. Это надо сделать!
Лорд Морэм пристально посмотрел на вомарка. – Возможно, – сказал он через мгновение. – Есть одна помощь, которая может иметь некоторый эффект против касания реки Черной. Но я был не склонен воспользоваться ею сейчас, ибо, однажды сделанное, это не может быть сделано снова. Мы все еще в долгих днях от Рокового Отступления – и в сражении нужда воинов в силе может быть более велика. Нельзя ли сохранить эту помощь до того времени?
– Нет. – Трой попытался заставить Морэма услышать глубину его убеждения. – Самое время – сейчас. Им нужна сила сейчас – иначе им придется воевать до того, как они доберутся до Отступления. Или им придется бежать, чтобы попасть туда вовремя. И мы еще не знаем, как дела у Кеана. А после сегодняшнего вечера у нас не будет другого шанса до тех пор, пока сражение уже не начнется.
– Почему? – спросил Лорд осторожно.
– Потому что я покидаю Боевую Стражу сегодня вечером. Я отправляюсь к Смотровой Кевина. Я хочу посмотреть на армию Фаула. Я должен узнать точно, сколько времени дает нам Кеан.
И ты пойдешь со мной. Потому что ты единственный, кто сможет воспользоваться коммуникационным прутом Высокого Дерева.
Морэм оказался удивленным:
– Покинуть Боевую Стражу? – спросил он быстро и сухо. – Сейчас? Это мудро?
Трой был уверен. – Я должен сделать это. Я не имею сведений о его армии слишком долго. Но теперь я должен знать. Отсюда мы не в состоянии воспрепятствовать Фаулу удивить нас. И я… – он скривился в тумане. – Я единственный, кто видит достаточно далеко, чтобы определить, что делает Фаул.
Через мгновение он добавил:
– Вот почему они называют это Смотровой Кевина. Даже он нуждается в том, чтобы знать, против чего шел.
Внезапно Лорд провел рукой, чтобы снять напряженность со своего лица, затем добавил:
– Очень хорошо. Это может быть сделано. Есть помощь, которая может быть дана сейчас. Каждый из гравлингасов несет с ним небольшое количество лечебной грязи. А у хайербрендов есть уникальная древесная пыль, которую они называют риллинлур. Я надеялся сохранить такую помощь для использования при заживлении боевых ран. Но все это может быть использовано и сегодня вечером. Молюсь, чтобы этого было достаточно. – Без дальнейших вопросов он ушел отдать свои инструкции хайербрендам и гравлингасам.
Вскоре эти люди двинулись через лагерь, помещая или лечебную грязь, или риллинлур в каждую кастрюлю для еды. Каждая кастрюля получила только щепотку, каждый воин съел только малюсенькое количество.
Но хайербренды и гравлингасы знали, как извлекать наибольшую пользу из древесной пыли и лечебной грязи. С помощью песен и заклинаний они сделали свой дар воинам сильным и эффективным. Сразу после еды воины начали засыпать, многие из них просто падали на землю, теряя сознание. В первый раз за долгие страдания марша некоторые из них улыбались своим мечтам.
Когда Морэм вернулся к Трою после трапезы, он почти улыбался самому себе.
Затем Трой стал давать Первому Хафту Аморин инструкции по сражению за Роковое Отступление. После того, как они обсудили движение и финальный этап марша, они заговорили о самом Отступлении. Несмотря на его заверения, она полагала, что это страшное место. Во всех войнах Страны это было место, в котором армии пытались спастись, когда все их надежды были разбиты. Мрачная старая легенда говорила о воронах, которые гнездились высоко по обеим сторонам узкого ущелья, на валунах его краев, кружа над телами убитых.
Но Трой никогда не сомневался в этой части своего плана. Роковое Отступление было идеальным местом для маленькой армии в сражении против большой. Враг может быть заманен в каньон и разбит по частям. – В этом вся прелесть, – сказал Трой доверительным тоном. – Это единственное место, где мы можем обратить традиции Фаула против него – мы собираемся взять проклятие и обратить его в благословение. Когда прибудет Кеан, мы будем уже сверху. Фаул возможно даже не будет знать, что мы там, до тех пор, пока это не будет слишком поздно. Но даже если он и узнает, то ему все равно придется сражаться с нами. Он будет не в состоянии повернуться к нам спиной. Все, что вам надо для этого сделать, – добавил он, – это сохранять темп пять следующих дней. Грубый и хмурый вид Аморин напомнил ему, какими невозможными могут оказаться эти пять дней. Но утром он почувствовал, что был прав. Благодаря чудодейственному влиянию риллинлура и лечебной грязи, его воины встретили зарю с возобновившейся решимостью в их глазах и с чем-то вроде силы в их телах. Когда он достиг близлежащего холма, чтобы поговорить с ними, они столпились вокруг него и осыпали его благодарностями, которые заставляли его грудь тесниться гордостью. Ему хотелось обнять их всех.
Он стоял лицом к Боевой Страже, спиной к восходу солнца, и когда он смог различать их лица через затуманенность своего видения, он начал.
– Друзья мои! – прокричал он. – Слушайте меня! Я иду на Смотровую Кевина, чтобы выяснить, что делает Фаул. Так что, возможно, это мой последний шанс поговорить с вами перед тем, как начнется сражение. Я хочу дать вам справедливое предупреждение. Мы пока что провели самые легкие двадцать два дня. Но скоро спокойная часть закончиться. Вскоре мы собираемся начать исполнять свой долг. Он боязливо позволил себе эту блеклую шутку. Если воины правильно поймут его, они смогут расслабиться немножко, ослабить некоторую внутреннюю боль, стать ближе друг другу. Но если же они услышат унижение в его словах, если они будут оскорблены его черным юмором – они могут стать потерянными для него. Он почувствовал огромное облегчение и благодарность, когда он увидел, что многие из воинов улыбаются. Некоторые засмеялись вслух. Их ответ заставил его почувствовать, вдруг и с волнением, гармонию с ними – тональность его армии, инструмент его воли.