Война Иллеарта - Страница 156

К оглавлению

156

– Да, Высокий Лорд.

– Ты проводишь нас к Седьмому Завету при соблюдении этих условий?

– Я создан для этого.

– Что это за условия?

– Я знаю только одно. Если вам хочется больше, вы должны сами придумать их без моей помощи.

– Что это за условие, Амок?

Молодой человек искоса со злостью взглянул на Елену.

– Высокий Лорд, – сказал он со все возрастающей веселостью, – вы должны назвать могущество Седьмого Завета.

Одно мгновение она изумленно смотрела на него, затем воскликнула:

– Меленкурион! Ты же знаешь, что я не знаю этого.

Амок был совершенно невозмутим.

– Тогда, возможно, хорошо, что вы еще не отпустили ранихинов. Они смогут довезти вас до Ревлстона. Если там вы добудете необходимое знание, вы можете вернуться сюда. Меня вы найдете здесь. Поклонившись с раздражающим безразличием, он помахал рукой и исчез.

Она пристально туда, где он только что находился, сжимая Посох так, словно собиралась ударить пустоту. Она стояла спиной к Кавинанту; он не мог видеть выражение ее лица, но движение плеч заставило его испугаться, что взгляд ее снова концентрирует свою силу. От этой мысли кровь застучала в висках. Он протянул руки, пытаясь остановить или отвлечь ее.

Прикосновение заставило ее обернуться. Ее лицо выглядело изнуренным – кровь отхлынула от него, проявив ослепительную белизну черепа и она казалась изумленной, будто лишь только что обнаружила свою способность пугаться. Но она не пошевелилась, не попыталась вырваться из его рук. Она замерла, закрыла глаза. Кости скул, челюстей и лоб сконцентрировались на Нем. Он чувствовал, что в его мозгу открывается пропасть.

Он не мог понять ощущения мрачного, зияющего провала. Елена стояла перед ним в тени Меленкуриона подобно статуи из полированной кости, одетой в голубое; но позади нее, позади массива Раскол .той Скалы, ширилась мгла, подобно трещине через резервуар его сознания. Эта трещина высасывала его, он переставал сознавать самого себя.

Это ощущение исходило от Елены.

Внезапно он понял. Она пыталась проникнуть в его мысли.

Яркая вспышка ужаса пронзила мрачное головокружение, истощавшее его. Она высветила угрожавшую ему опасность; если он поддастся ее попыткам, она узнает о нем всю правду. Он не мог позволить такого погружения в свои мысли, никогда не мог позволить этого. С криком: «Нет!» он отпрянул, отшатнулся от нее внутри самого себя.

В тот же момент давление на сознание прекратилось. Он обнаружил, что его тело тоже отступало от нее. С усилием он заставил себя остановиться, поднял голову.

Глаза Елены расширились от разочарования и печали, она страдальчески опиралась на Посох Закона.

– Прости меня, любимый, – вздохнула она. – Я просила о большем, нежели ты готов отдать.

Несколько мгновений она молчала, давая ему возможность сказать что-либо. Затем тяжело выдохнула:

– Мне надо подумать, – и отвернулась. Опираясь на Посох, она медленно двинулась вдоль расщелины к внешней кромке плато.

Встряхнувшись, Кавинант уселся прямо на скалу и обхватил голову руками. Противоречивые чувства раздирали его. Он был испуган обретенным с трудом спасением и сердит на собственную слабость. Чтобы спастись, он причинил Елене боль. Он подумал, что должен подойти к ней, но что-то в ее одинокой фигуре сдерживало его назойливость. Через некоторое время он с болью в сердце снова взглянул на нее. Затем с трудом встал на ноги, бормоча в пустоту:

– Он мог бы из вежливости рассказать нам об этом заранее – по крайней мере до того, как она потеряла своего ранихина…

К его удивлению, Первый Знак ответил:

– Амок действует по законам своего создания. Он не может нарушить эти законы лишь для того, чтобы не причинять страдания.

Кавинант в негодовании взмахнул руками. Бесполезно ругаясь, побрел через плато.

Он провел остаток дня, без отдыха бродя с места на место по Расколотой Скале, разыскивая какой-нибудь ключ к тому, чтобы Амок вел их дальше. Наконец он успокоился в достаточной мере, чтобы понять замечание об Амоке Морина. Морин и Баннор сами были узниками их Клятвы, они могли с уверенность говорить о необходимых неумолимостях закона. И то, что Стражи Крови симпатизировали Амоку, было гвоздем в крышку гроба для этих поисков Высокого Лорда.

Другим таким гвоздем была безуспешность самого Кавинанта. Он мог уже ощущать напыщенную глупость своей сделки, насмехающуюся теперь над ним. Как он мог помочь Елене? Он знал недостаточно даже для того, чтобы понять суть поставленного Амоком вопроса. Хотя его бесцельная прогулка охватывала значительную часть плато, он не узнал ничего хоть сколько-нибудь полезного. Голые камни напоминали ему собственную бесполезность – неодолимую и ограничивающую. Когда последний луч солнечного света рассеялся на небе, он направился к свету гравия, обозначавшему лагерь Высокого Лорда, размышляя на привычную тему о том, что тщетность управляла всем его существованием.

Он нашел Елену возле чаши со светящимся гравием. Она выглядела и утомленной, и возбужденной одновременно, словно затруднения подавили ее индивидуальность, вернули к обязанностям Высокого Лорда. Решимость мерцала в обточенной белизне ее костей. Она приняла все тяготы своего бремени.

Кавинант неловко прочистил кашлем голосовые связки, затем спросил:

– Ты добилась чего-нибудь? Разгадала хоть что-то?

Безучастным голосом она спросила:

– Насколько хорошо ты представляешь план сражения вомарка Троя?

– Я в общих чертах знаю, что он собирается делать, но ничего конкретного. – Если его план не сорвался, сражение началось вчера.

156