Война Иллеарта - Страница 154

154

После того как всадники вслед за Амоком выехали из долины, Кавинант впервые мельком увидел Меленкурион Скайвейр. Хотя она была еще во многих лигах почти точно к юго-востоку от них, высокая гора вздымала свои сдвоенные, покрытые льдом пики над неровной цепью гор на горизонте, и ее ледники мерцали голубым в свете солнца, словно лазурный небесный свод опирался там. Предположение Елены казалось верным: полузаметная окольная тропа Амока постепенно вела к возвышающейся горе. Она почти сразу же исчезла, как только Амок привел всадников под сень другой скалы, но под конец дня снова показалась. К следующему полудню она заняла весь юго-восточный горизонт.

Но ночью Кавинанту было не до гор, устремляющихся к небесам вокруг него. Он все равно не смог бы увидеть Меленкурион. После ужина его возбужденность несколько ослабла. Избавившись от истощающей сосредоточенности, он пришел к некоему неясному определению сути своей сделки.

Не требовалось вовсе ее согласие; он понимал это, и ставил это себе в вину. Как-то раз, когда его сдержанность растворилась в жаре и тревоге, он хотел рассказать ей, что задумал. Но ее заботливое к нему отношение охладило это его желание. Она готовила для него специальные целебные супы и мясные блюда, отдалялась время от времени от маршрута, чтобы найти ему алианту. Но его чувства к ней изменились. Его ответы на ее нежность были полны коварства и лести. Он боялся того, что случилось бы, если бы он поведал ей, что при этом думает.

Лежа поздно ночью без сна, лихорадочно дрожа, он ощущал во рту неприятный привкус рационалистического объяснения. Ни замешательство, ни вера не удерживали его тогда от объяснений с самим собой. Его челюсти были сжаты неотступной необходимостью выжить, его яростью, борьбой против собственной смерти.

Наконец его жар прошел. Ближе к вечеру третьего дня – двадцать первого с тех пор, как компания Высокого Лорда вышла из Ревлвуда – он вдруг весь внезапно вспотел, и казалось, порвался внутри туго натянутый шнурок. Он наконец ощутил расслабление. Вечером он впал в безмятежный сон, пока Елена рассуждала о своем невежестве или отсутствии понятливости, которые мешали ей выведать что-нибудь у Амока.

Долгий, крепкий сон вернул ему ощущение здоровья, и на следующее утро он мог уже уделять больше внимания своему окружению. Скача рядом с Еленой, он рассматривал Меленкурион. Она возвышалась над ними словно какой-то могучий покровитель, не допускающий с юго-востока утреннюю зарю. Оценивая расстояние до нее, он решил, что компания Высокого Лорда доберется туда возможно еще до конца дня. Он осторожно попросил Елену рассказать ему об этой горе.

– Я не многое могу тебе рассказать, – ответила она. – Это самая высокая гора в Стране, и ее название есть в одном из Семи Заветов. Но Учение Кевина мало открывает о ней. Возможно есть другое знание в других Заветах. Но Первый и Второй содержат лишь несколько ссылок или намеков. И в наше время Лорды сами не открыли ничего, касающегося этого места. Никто не подходил к этой горе так близко с тех пор как люди вернулись в Страну после Ритуала Осквернения. Я уверена, что эти огромные вершины означают место могущества, превосходящее возможно даже Грейвин Френдор. Но у меня нет доказательств для такой веры, происходивших бы не от странного молчания Учения Кевина. Меленкурион – одно из главных мест Страны, и все же Первый и Второй Заветы не содержат информации о нем кроме нескольких старых карт, фрагмента одной песни и двух необъяснимых фраз, которые, если их перевод не ошибочен, говорят о повелевании и крови. Так что, – она скривилась, – в безуспешности моих попыток выведать что-нибудь у Амока нет в общем-то ничего удивительного. Это повергло ее снова в размышления о своем невежестве, и она замолчала. Кавинант пытался выдумать способ помочь ей. Но все его усилия напоминали попытки посмотреть сквозь каменную стену; у него было еще меньше необходимого знания. Если он собирался придерживаться сделки, ему следовало бы действовать несколько иначе.

Интуитивно он верил, что настанет еще его время. А пока он решил ждать, что будет, когда Амок приведет их к этой горе.

Заключительный этап их странствий начался даже скорее, чем он ожидал. Амок провел их по спуску через длинный проход между двумя скалами, затем в извилистое ущелье, которое продолжало опускаться, пока не свернуло на восток. К полудню они сбавили высоту более чем на две тысячи футов. Здесь ущелье закончилось, выведя их на широкое, ровное, голое плато, прилегавшее к склонам огромной горы. Насколько мог видеть Кавинант, плато охватывало Меленкурион с востока и юга. Ровная поверхность казалась оправой, основанием для пятнадцати или двадцати тысяч футов вздымавшихся на ней двух горных пиков. А к востоку от плато гор вообще не было.

Ранихины после долгих дней не свойственного им карабканья рвались пуститься вскачь и перешли на легкий галоп, почувствовав ровную и твердую поверхность. С поразительной быстротой Амок мчался впереди них. Он тоже радовался их быстрой езде и даже увеличил скорость. Ранихины скакали изо всех сил, перешли на настоящий галоп, оставляя позади мустанга Кавинанта. Но все же гарцующая поступь Амока опережала их. Он весело направлял всадников на восток, а затем на юг, к центру плато. Кавинант не спеша следовал за ними. Вскоре он подъехал к первой вершине. Плато здесь было несколько сот ярдов шириной и простиралось к югу, пока его западная часть не скрывалась за подножием второй вершины. Горные пики расходились друг от друга на высоте нескольких тысяч футов над плато, но линия их соединения оставалась заметной до самой поверхности, словно две части отличались по своему строению. В месте, где эта линия доходила до плато, по ровной его поверхности проходила трещина. Эта расщелина рассекала все плато до его восточной кромки. Впереди Кавинанта ранихины закончили свой галоп возле края расщелины. Теперь Елена понеслась вдоль нее к наружной кромке плато. Кавинант повернул своего мустанга туда же и нагнал ее. Вместе они слезли с коней, и он улегся на живот, заглядывая в пропасть. Четырьмя тысячами футами ниже отвесной скалы, насколько хватало взгляда, раскинулся темный дремучий лес. Чаща облепила изрезанную местность – плотный древний лесной покров, застилавший основание Западных гор, словно чтобы скрыть и утешить тайной неотступную и открытую боль. А в сторону северо-востока через это заросшее пространство пролегла красно-черная линия реки, вырывавшейся из подножия расщелины. Неслышимо от сюда, она с трудом вырывалась на поверхность и устремлялась к самой сердцевине леса. Река была похожа на рубец в чаще, шрам на мрачном зеленом лице. Этот рубец придал суровому, злому лицу выражение дикости, словно вызываемой мечтами о разрываемом на кусочки враге, который оставил этот рубец.

154